Virtual TR-DOS - это гигантский архив TR-DOS софта для эмуляторов и реального ZX Spectrum. Tакже на моем сайте вы найдете большущую подборку синклеровской прессы,лучшие эмуляторы ZX Spectrum для PC, различные утилиты для упрощенияработы с эмуляторами и многое другое. Paul Pavlov.

Сержант Соломин и капитан Солженицын.

"У машины меня вдруг обнял человек высокого роста - я и непонял сразу, что это Александр Исаевич: "Ильюша, я тебе по гробжизни благодарен!".

Сергей НЕХАМКИН.

Солдат из солженицынской батареи во многом повторил судьбу своегокомандира - фронт, лагеря, государственная несправедливость и дажеиспытание эмиграцией. Наверное, жизнь Ильи Соломина сложилась бы болееблагополучно, попади он в войну служить в другую часть, но свою встречу сСолженицыным этот человек не считает роковой.

Александр Исаевич Солженицын известен всем. Илья Соломин, человекнезнаменитый и скромный, всегда был в тени. Как человек из солженицынскойбиографии, он мельком вспоминался в книгах времен борьбы с "литературнымвласовцем"; иногда даже лихой сержант противопоставлялся сомнительномукапитану (Т. Ржезач); сам Соломин специальным письмом этопротивопоставление отверг. Недавно написал о нем и Солженицын. Во второйчасти "Двухсот лет вместе" (спор о которой за рамками этого материала) оСоломине сказано: "воевал отлично всю войну насквозь". Известно, что нафронте это был самый близкий Солженицыну человек, который выполнял нетолько боевые приказы, но и порой непростые личные просьбы (в частности,привез из тыла к командиру повидаться первую жену писателя НатальюРешетовскую).

Илья Матвеевич Соломин живет сегодня в Бостоне, ему 82 года. Ясный ум,размеренная, чуть книжная речь и невероятная память: фамилии, даты, номерачастей и зон, жизненные подробности так и сыпались в разговоре. Отвечая навопросы, каждый раз уточнял - чему был очевидцем сам, а что предполагаетили слышал от других. И еще. Обратите внимание - говоря о том, что пришлосьпройти в жизни, Соломин никого не обвиняет. Даже тех, кого, казалось бы,имеет все основания ненавидеть. Люди, знающие его давно, объяснили - такойхарактер. Их свидетельства дополнят этот рассказ.

Итак, начало 1943 года. Призванный еще до войны, воюющий с 41-го,раненный под Ленинградом, сержант Илья Соломин после госпиталя снова нафронте, под Курском. Зенитный дальномерщик по первой воинскойспециальности, он направлен в 796-й отдельный артиллерийскийразведывательный дивизион. Там его определяют во вторую звукобатарею,командует которой высокий, худощавый, очень серьезный офицер по фамилииСолженицын.

"Я понял, что он критически настроен...".

- В звукобатарее погиб чертежник, и меня направили на его место. Но я нечертежником стал, а дешифровщиком. Это считалось самой сложной профессией,я ее быстро освоил, тут Александр Исаевич и обратил на меня внимание.

- Каким Солженицын тогда был?

- Он выделялся из офицерской среды вдумчивостью и ответственным подходомк делу. Критически относился к нашей звукоразведке, переживал, что еетехника далеко отстает от немецкой. Это действительно тогда был оченьнесовершенный род войск. Координаты, которые мы давали, иногда совпадали,иногда нет, многое зависело от метеорологии, других вещей, и Солженицынувсегда важно было знать, насколько точно мы работаем. Когда продвигалисьвперед, постоянно проверял по координатам точки, которые мы ранееуказывали, - есть ли пораженные цели? Просто для себя. Помню, мы с нимходили в штаб соседней пушечной бригады, которой командовал ГеройСоветского Союза полковник Ткаченко. Солженицын договаривался, что будетдавать наши данные и им - по собственной инициативе. Я потом сам относил вштаб Ткаченко бумаги.

- В одной книге про вас пишут, что вы были ординарцем Солженицына, вдругой - что старшиной батареи. Еще говорят, что на фронте вы стали самымблизким к Солженицыну человеком...

- Ординарцем я не был, характер неподходящий. Ординарцем у Солженицынабыл Захаров, из Ташкента. Он Исаичу и лейтенанту Овсянникову готовил.Старшиной батареи был Корнев. А я - сержантом, командиром дешифровочногоотделения. Но фактически - так сложилось - командовал взводом. Насчет"самого близкого человека"... Как вам сказать... Мы честно дружили, велиоткровенные разговоры...

- О чем?

- Всякие жизненные темы. Началось с того, что однажды заговорили опотерях. Не то чтобы командир конкретно называл имена виноватых, но японял, что он к Сталину относится критически. Потом еще был разговор - пропленных... Александр Исаевич сказал, что плен не предательство, а трагедия.Так постепенно и сблизились. Мы часто разговаривали.

- Разница в званиях чувствовалась?

- Конечно. Он старший лейтенант, потом капитан, а я сержант. Но тут дажене в званиях дело. По сравнению со мной Александр Исаевич был оченьобразованный. Я не мог с ним на одном уровне вести беседы, например, олитературе. А он чрезвычайно серьезно к ней относился. Помню, собралоднажды личный состав батареи и прочитал лекцию о роли Тургенева и Чехова врусской литературе.

- На фронте?

- На фронте. Блестяще прочитал, доходчиво для солдат. Я лично слушал сбольшим интересом.

- А другие бойцы?

- Трудно сказать. Вы же учтите, что личный состав - это были в основномкрестьяне. Ожидать, что они сильно поняли, про что он там рассказывал...По-моему, эта лекция больше для него самого была важна. Самоутверждался -так мне кажется.

- Солженицын сейчас разговаривает на таком особом русском языке. Он итогда так говорил?

- Нет. Нормально говорил, причем очень грамотно. Вы же еще учтите -среда была не та, положение не то. А как он сейчас говорит, мне ненравится. Я, правда, не большой специалист, но не понимаю - зачем?

- Он тогда писал?

- Писал. Мне давал читать. Это были описания его жизни, что-то о первыхднях войны. Ничего политического. Я вам так скажу: они из него самиантисоветчика сделали.

Батарея капитана Солженицына.

- Вспомните бойцов вашей батареи. Кто это был?

- Всего личного состава насчитывалось порядка 45-50 человек. Дивизионформировался под Саранском, поэтому многие оказались из Мордовии. Есликонкретных людей называть... Митя Метлин - очень толковый парень, правда,Александр Исаевич его почему-то недолюбливал. Кончица помню - изштрафников. Он под Киевом попал в окружение, потом - штрафная рота,ранение. Как говорится, кровью искупил вину и оказался у нас в батарее.Тоже толковый... Очень хороший парень командовал линейным взводом, старшийлейтенант Овсянников, который потом заменил Александра Исаевича. ЛейтенантБотнев был командиром моего вычислительного взвода. Но я уже говорил - таксложилось, что обязанности комвзвода часто исполнял я. Был еще одиндешифровщик, сержант Липский. Командиры звукопостов - Волков, Пташинский...Емельянов, помкомвзвода... Этих я помню.

- У Солженицына с солдатами какие были отношения?

- Я бы не сказал, что он плохо к солдатам относился. Просто АлександрИсаевич себя держал так... на отдалении от всех. По-моему, только со мной унего были душевные отношения.

- Чем ваша батарея занималась?

- По звуку пушечного выстрела засекала огневую позицию противника.Обслуживали тяжелую артиллерию, которая вела контрбатарейную борьбу.

- Это ближний тыл или фронт?

- Как считать. Батарея располагалась в несколько слоев. Кто-то на самойпередовой, другие дальше. Звукопосты располагались где-то в километре,центральная станция - глубже. В боях батарея участия не принимала, у насбыла другая задача. Но война - это война. Нас с Метлиным и КончицемАлександр Исаевич раз послал уточнить линию фронта, и мы наскочили нагруппу немецких... не знаю, кто они, эсэсовцы или просто... тольковооружены оказались очень хорошо. Меня в перестрелке ранило, это быловторое мое ранение. Но кость не задело.

- Солженицыну выпадало в боях участвовать?

- Я же сказал - у нас были другие задачи. Я не помню, чтобы оннепосредственно в боях участвовал, в боях пехота участвовала. А мы - толькокогда обстоятельства складывались. В окружении, например.

Моменты истины.

- Про это окружение Солженицын пишет - то ли немцы нас окружили, то лимы их. Как было дело?

- В январе 45-го наш Второй Белорусский фронт сделал стремительныймарш-бросок и у Балтийского моря в Восточной Пруссии отрезал крупнуюнемецкую группировку. Очень крупную. Эсэсовцы там оказались, бронетанковыечасти... Они перегруппировались и начали пробиваться. А цельная линияфронта еще не успела сложиться, в результате звукобатарея попала в клещи.Александр Исаевич связывался со штабом, просил разрешения отступить.Ответили - стоять насмерть. Тогда он принял решение: пока есть возможность- вывезти батарейную аппаратуру (это поручил мне), а самому остаться слюдьми. Дал мне несколько человек, мы все оборудование погрузили вгрузовик... Прорывались среди глубоких, по пояс, снегов, помню, каклопатами разгребали проходы, как машину толкали... Добрались до деревниГроссгерманавт, там был штаб дивизиона и командир - полковник Пшеченко ПетрФедорович, очень хороший человек. Я ему доложился: дескать, по приказаниюкапитана Солженицына вывез технику БЗР-2 (так мы назывались - "батареязвуковой разведки-2"). Пшеченко приказал строиться в колонну... Добралисьмы до штаба корпуса. И там у машины меня вдруг обнял человек высокого роста- я и не понял сразу, что это Александр Исаевич: "Ильюша, я тебе по гробжизни благодарен!"

- А он где был в это время?

- С личным составом. Мы расстались, когда они занимали круговую оборону.Но потом пришел приказ из штаба дивизиона - выходить из окружения. Каквыпутались - не знаю, сам с ними не был. Но Солженицын ни одного человекане потерял, всех вывел. Так что, чего там про него писали - глупости.Батарею Солженицын не бросал, в тяжелой обстановке действовал абсолютноправильно, спас и технику, и людей.

- Солженицыну еще поминают приезд жены на фронт в мае 44-го. Это ведь выее привозили?

- Я. Но, учтите, Солженицын не единственный такой был. Был момент, когдаэто вдруг стало модой - жен вызывать на фронт. Накануне наш командирПшеченко свою вызвал. Наверное, тогда Исаич и загорелся. Вы же поймите:война, мужчины четыре года женщин не видят... Что - честнее ППЖ заводить?

Из воспоминаний Натальи Решетовской, первой жены Александра Солженицына:

"Однажды ночью, часа в три, меня разбудил мамин голос: "Наташа, сержантприехал!" Выскочила, набросила халат поверх ночной сорочки, вошла в нашупервую большую комнату. На пороге - молодой военный, в шинели, зимнейшапке, с рюкзаком за спиной... Илья Соломин привез мне гимнастерку, широкийкожаный пояс, погоны и звездочку, которую я прикрепила к темно-серомуберету. Дата выдачи красноармейской книжки свидетельствовала, что я уженекоторое время служила в части. Было даже отпускное удостоверение. Но я небоялась - фронтовому офицеру ничего не сделают за такой маленький обман.

В тот же день вечером мы с Соломиным уехали из Ростова... Родители его -евреи - жили до войны в Минске. Соломин почти не надеялся, что они живы.Может быть, поэтому, даже когда он улыбался, его черные, немного выпуклыеглаза на серьезном, чаще всего хмуром лице оставались грустными".

- Почему Солженицын попросил съездить именно меня? Дело не только вдружбе. Народ в батарее был молодой, многим даже меньше двадцати. А яслужил с 39-го, выделялся бывалостью. Ехали нелегко, три раза насзадерживали в поездах, но... Наташа у нас побыла короткое время, обратноотвозил уже не я, а старшина батареи Корнев.

- Какой вам Решетовская запомнилась?

- Интересная женщина. И внешне, и по содержанию. Очень образованная -она же химфак окончила, диссертацию защищала. Пианистка, как потом узнал,блестящая. Мы с ней тоже подружились.

- Арест Солженицына вы помните?

- Да, конечно. Только название деревушки вылетело, где все произошло. Якак раз зашел к Александру Исаевичу. У нас уже были очень дружескиеотношения, в свободную минуту я заглядывал к нему напрямую. Тут дванезнакомых офицера входят: "Капитан Солженицын? Вы нам нужны". Он к нимподошел, дальше какой-то короткий тихий разговор и потом: "Проедем на КПбригады". Выходят. Я следом. Во дворе "эмка". Садятся, уезжают.

Не знаю, что меня толкнуло, но я почему-то сразу понял: это - "СМЕРШ" идело политическое. Побежал к батарейной грузовой машине - знал, что там, вкузове, лежит черный снарядный ящик, в котором Солженицын держал своизаписи и книги. Ящик схватил, отнес в лес и содержимое стал быстроперекладывать в свой вещмешок. Вещмешок был со мной все время, после войныя все, что тогда спрятал, отдал Наташе.

- А что там было?

- Рукописи, книги... Письма... Переписка с друзьями, с Наташей, скакой-то студенческой знакомой, с Лавреневым - Александр Исаевич емурассказы свои посылал...

Вероника Туркина, двоюродная сестра Натальи Решетовской:

- Ильюша тогда, по сути, спас Исаича. Он успел спрятать (или частичноуничтожить) личные записи, книги - в том числе и трофейные, которые Исаичиз любопытства подбирал. Если бы это попало в руки следователям - ещевопрос, как бы все повернулось... Я потом видела бумаги, которые Соломинпривез. Помню дореволюционное издание "Войны и мира" и на полях комментариимелким-мелким исаичевым почерком...

- Солженицын свой арест в "Архипелаге" описывает иначе. Говорит, чтовзяли его у командира бригады Травкина...

- А "эмка" к Травкину и поехала. Там официальный арест состоялся. СамЗахар Георгиевич Травкин к Солженицыну с симпатией относился, особеннопосле истории с окружением. Вообще специально подчеркну: и в батарее, и вдивизионе Александру Исаевичу очень сочувствовали. После его ареста вбатарею приехал из политотдела Семенов, собрание проводил: дескать, органыразоблачили врага народа. Слушали молча. Но все ведь знали, что мы сИсаичем дружили! И потом с глазу на глаз мне многие говорили - зря хорошегочеловека сгубили. И офицеры, когда я в штабе появлялся, - то же самое...

- Вам тогда было известно, за что его арестовали?

- Ходил слух, что за переписку с другом. Я этого друга, Виткевича,видел, он где-то начхимом полка служил и к Исаичу однажды приезжал.

Добавлю про однополчан. Через год вообще вышла одна ситуация... Я бумагиИсаича повез в Москву - Наташа тогда там в аспирантуре училась и жила уВероники Туркиной. Прихожу - а у Туркиных сидит лейтенант Мельников,командир топографического взвода, и рассказывает, как дело было. Он,оказывается, тоже посчитал своим долгом навестить. И тут я вхожу... Мырастерялись оба - каждый ведь сам по себе шел, каждый старался, чтобы безлишних глаз и ушей.

Между тезками по отчеству.

Те, кто верит во "власть имени", уверяют - тезки по отчеству в схожихситуациях и ведут себя похоже. Интересно, определяет ли отчество схожестьсамой ситуации?

Между Александром Исаевичем Солженицыным и Михаилом Исаевичем Таничемоказался Илья Соломин на следующем жизненном этапе. Это случайноеобстоятельство определило и судьбу Соломина, и судьбу Танича, и другиесудьбы.

Михаил Танич:

- Илью Соломина я помню очень хорошо. После войны мы вместе учились вРостовском инженерно-строительном институте - я на архитектурномфакультете, он на ПГС. Невысокий, коренастый, с залысинами, глаза чутьнавыкате, Илья ходил в стоптанных кирзачах, в военной форме без погон - унего другой одежды не было. Кажется, носил на гимнастерке орден КраснойЗвезды. Подрабатывал в институте электриком. Был умным - этакий философ,всегда смотрел в корень любого явления. Мы иногда выпивали вместе - Ильяэто умеет. Он был под большим влиянием личности своего командира батареи(которого тогда никто не знал), считал "Саню" особым человеком и забутылкой часто вспоминал. Жил он тогда на квартире у Решетовской...

- Вы в Ростов поехали, потому что Солженицыны были ростовчане?

- Да. Предыстория такая. Я из Минска родом, и когда наши Минск взяли,естественно, рвался узнать, что с семьей. Но батарея проходила не черезМинск, а километрах в двадцати от него. Солженицын попросил Пшеченко меняотпустить, тот не разрешил сначала, но через час вдруг подлетает его"виллис" и Пшеченко кричит: "Соломин! Быстро! Поехали, поищешь своих!"Приезжаем ко мне на Революционную - дом разбит. Мотались по городу, искализнакомых, наконец нашли нашу дворничиху, Лященко. Она и рассказала, что иотца моего, и мать, и сестричку... Про брата я еще раньше знал: попал вокружение, значит - плен, а еврей у немцев в плену - сами понимаете... Вобщем, там, у дворничихи, я понял: на свете остался один. В каком состояниивернулся в батарею - объяснять не надо. Исаич меня обнял, что-то говорил,потом сказал: кончится война - поедешь со мной в Ростов. А еще черезкакое-то время я получил очень хорошее письмо от Наташи Решетовской. Наташаписала, что скорбит вместе со мной, но надо жить, и тоже - если пожелаю, топосле войны могу не возвращаться в Минск, а ехать к ним. Квартира большая,четырехкомнатная, места хватит. Я и поехал - какая теперь разница?

Для меня было очень важно поступить в институт. Родители былипатриархальные такие евреи, малограмотные, и отец мечтал, что я выучусь.Поступить - это был долг перед его памятью. Но я же с 39-го в погонах! Всезабыл! Выбрал вуз, где поменьше экзаменов, - строительный, там сдавалифизику, математику и сочинение. Сочинения больше всего боялся. Писал поТолстому: "Патриотизм русского народа в романе "Война и мир". За экзаменыотвечал такой Ш., он на собеседовании сказал, что сейчас уже другаятрактовка темы, поэтому - тройка, но поскольку я другие экзамены сдал напять, то прохожу. И долго со мной очень ласково беседовал. Вообще началменя примечать, улыбался, приглашал в кабинет поболтать. Я, лопух,расчувствовался, пару раз откровенно поговорил. Знать бы тогда, что онстукач!

- Как вы это выяснили?

- После ареста. Вообще-то несчастный человек этот Ш. Сын у него лежалпарализованный, потому не эвакуировался. Немцы его назначили директоромтехникума, отказаться побоялся, да и сын... Наши пришли: "Ага! Пособничалврагу!" И ставят перед выбором: или начинаешь работать на органы, или... Немогу не отметить, он показаний дал по минимуму, в отличие от второгостукача, Д.

- Как вас арестовали?

- Я жил уже не у Решетовской - снял угол поближе к институту. В ночь с30 апреля на 1 мая 1947 года стук в дверь - громкий такой, бесцеремонный.Открываю - врываются трое: "Соломин? Собирайтесь! Оружие есть?" Я от ихнаглости тоже взъелся: "Ордер сначала покажите!" - "Ордер? Вот ордер!" - исуют мне ордер на Мишкино имя, Танича, в смысле. Мишка тогда, естественно,никаким знаменитым поэтом не был, просто - хороший парень, шебутной,красивый, остроумный... Учился на соседнем курсе, стенгазету с друзьямиделал - весь институт покатывался. Мы с ним иногда брали бутылку, трепались- судьба похожая, оба фронтовики, оба студенты... "Это не я!" Они глянули -действительно. "Дело поправимое. Вот ваш". И суют мне другой ордер. А он наимя Буцева Николая, который третьим по делу пошел. "Тоже не я!" Наконецнашли нужный...

Михаил Танич:

- Илья лучше нас всех разбирался в жизни. Он очень быстро понял, что нетсмысла воевать с органами на допросах, что если взяли, то дело свое доведутдо конца, - и начал признавать все. Я тогда очень обижался, у меня привычкадругая - с этими людьми не говорить лишнего...

- Когда мне следователь сказал, что я обвиняюсь в создании антисоветскойпартии, стало ясно: что-то доказывать бессмысленно. Александра Исаевичавспомнил: такой человек, талантливый математик, много пользы мог странепринести - и все равно посадили! Стал соображать, как быть. Их промашка сордерами мне очень помогла. Всего ордеров было три, я видел. Значит, и поделу идут трое - я, Мишка и Буцев. Но я дружил с Мишкой и не дружил сБуцевым, мы втроем не собирались. Значит, сдал кто-то четвертый, которыйзнал каждого из нас, со всеми пил. Этот человек легко вычислялся - Д.,капитан медслужбы, сын известного ростовского врача.

Мне на допросе предъявляли подробнейшие конспекты наших разговоров,которые Д. составлял после каждой пьянки. Отпираться было бессмысленно, темболее что нас начали лишать сна - а сколько человек без сна продержится? Ярешил бить на другое. Посадят всех, это я понимал. Вопрос - сколько дадут?Нам шили статью 58-11 - контрреволюционная организация, плохая статья,крупный срок. Но организация по тогдашним правилам - это когда тричеловека. Один, два - не организация. Значит, если признать сам фактразговоров и при этом взять все на себя (я ведь не знал, как ведут себя надопросах другие), то получится не организация, а разговоры одного человека- просто антисоветская пропаганда, статья 58-10, часть первая, шесть лет. Ия начал признавать: да, говорили, но у вас напутано - вот эту фразу, вкоторой нас обвиняют, сказал не Михаил, а я... И это я сказал, и это...Получалось, что я не отказывался, но и не показывал ни на кого. По ходудопросов стало ясно - а вот и слова, которые я только Ш. говорил. То естьменя пасли сразу два стукача: в институте - Ш., в свободное время - Д. Тутмне чекистская затея окончательно стала ясна.

- Что вы имеете в виду?

- Это, конечно, моя личная версия, но она кое-что объясняет. НаСолженицына по большому счету ничего не было, кроме тех злосчастных писем.С другой стороны - я: дружил с ним, жил на квартире у Решетовской. Попал вполе зрения. Видимо, возникла идея слепить контрреволюционную организациюкак логическое продолжение солженицынского дела. Потому и закрепили за мнойсразу двух стукачей. Но потом или идея отпала, или организация не лепилась- отказались. Дали нам 58-10, агитацию.

Михаил Танич:

- Судила нас не тройка, обыкновенный суд. Обвинение в контрреволюционнойорганизации отпало, органы сами его сняли. Получили мы все по шесть лет. Вприговоре говорилось: "На суде пытались безмотивно отказаться от данныхранее показаний, но материалами предварительного следствия в достаточноймере изобличены". "Изобличены" мы были в том, что, например, хвалилинемецкие дороги и приемник "Телефункен".

Как я к Илье отношусь? С одной стороны - объективно это он привел в мойдом людей, из-за которых я оказался в лагерях. С другой - понятно, что Ильяне знал, кто эти люди, и зла не хотел. Мы с ним остались друзьями,несколько раз встречались после отсидки, переписывались. Можете дать емумой телефон, когда свяжетесь, пусть позвонит.

"Я на Костоглотова не похож".

Вероника Туркина:

- Вообще-то история ареста Ильи - это история ареста Костоглотова из"Ракового корпуса". Я не говорю, что Илья прямой прообраз Костоглотова:характер, история его болезни - тут сам Солженицын. Но обстоятельстваареста - соломинские.

Александр Солженицын. "Раковый корпус":

"...Моего следователя не удовлетворило слово "группа". Он любил называтьнас - шайка. Да, нас была шайка - шайка студентов и студенток первогокурса. Мы собирались, ухаживали за девочками, а мальчики еще разговаривалио политике. И о... С а м о м. Нас, понимаете ли, кое-что не устраивало. Мы,так сказать, не были в восторге. Двое из нас воевали и как-то ожидали послевойны кое-чего другого. В мае перед экзаменами всех нас загребли".

- Про Костоглотова я вам вот что скажу. Где-то в конце шестидесятых уменя на заводе была командировка в Рязань. Естественно, зашел кСолженицыным. Они с Наташей оказались на даче, но Наташина мать дала адрес,поехал туда - где-то под Обнинском. Обрадовались, обнялись - и вдруг ещекакие-то гости сваливаются. Кто, что - не знаю, но, похоже, приехалимириться люди, на которых Исаич был за что-то зол. Потому что мы с Наташейв теньке на лавочке разговаривали, а Исаич с гостями, и вдруг он резко так:"Не буду я от вас подарков брать! И это забирайте!" И бутылки со столасмахнул (гости как раз ставить начали). Одна только устояла. Исаич говорит:"Мы ее с Ильюшкой выпьем". Налили. А гости не ушли, рядом сидят. И однаженщина (я из разговора понял, что, вроде, тоже из бывших заключенных)заговорила про "Раковый корпус". А Солженицын на меня показывает и говорит:"Вот он - Костоглотов! Видите? Вот!" Хотя я лично считаю, что наКостоглотова совсем не похож.

Зековский взгляд.

Вероника Туркина:

- Я помню, как Илья пришел к нам после лагерей - потертая одежка,какой-то выцветший картузик. И взгляд... Вы не знаете, что это такое -тяжелый, усталый, зековский взгляд. Илья сидел на Колыме. А я вспоминала,каким увидела его впервые: юный, коротко стриженный, большеглазыйсолдатик...

Про соломинскую тюремно-лагерную эпопею - отдельный разговор. Но онхлебнул и потом, ибо получил тот самый "101 километр", про который поетсегодня группа "Лесоповал" соломинского однодельца Михаила Танича. Наработу не брали нигде. Пробовал устроиться на строительстве крупныхэлектростанций, там на нехорошее прошлое смотрели сквозь пальцы, потомуСоломин метался по стране, но не брали все равно. Кончилось тем, что вприемной начальника Куйбышевгидростроя Соломин потребовал: сажайте снова!Чем так мучиться - лучше за колючкой. Начальник смилостивился, распорядилсятрудоустроить.

Соломин работал электриком, электрослесарем, бригадиром, заочно поступилв вуз. Женился, переехал в Одессу, пошел сварщиком на завод. Сталинженером. Дорос до главного энергетика объединения.

.

- Когда Александра Исаевича громили, меня вызвали в КГБ: "Контакты сСолженицыным мы вам рекомендуем прекратить". Я говорю: "Нет". "Почему?" -"А он мой фронтовой друг!" Отпустили. Отыгрались потом. Я после этойистории окончательно решил из СССР уехать, подал заявление в ОВИР. А меняне выпустили. Десять лет в отказе держали.

- Чем занимались?

- Снова электриком пошел.

.

Лишенный после ареста в 1947 году фронтовых наград (орденов КраснойЗвезды, Отечественной войны II степени и нескольких медалей) Илья Соломинтак и не сумел их восстановить. При Хрущеве, говорит, было недосуг, а когдапопытался потом, на военкоматовский запрос пришел ответ: гражданин Соломинбыл осужден за антисоветскую деятельность, следовательно, все справедливо.Махнул рукой. Так без своих орденов в США и уехал.

.

Вероника Туркина:

"Какой Илья сегодня? Классический одесский пенсионер, только живущий вБостоне. Их там целая компания. В домино играют, на лавочках в скверебеседуют... Он по-прежнему хороший, добрый и очень верный человек".

.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

СОЛЖЕНИЦЫН Александр Исаевич (р. 1918 г., Кисловодск) - русскийписатель, лауреат Нобелевской премии (1970 г.). Вырос в Ростове-на- Дону.Окончил физико-математический факультет Ростовского университета (1941 г.).Участник Великой Отечественной войны, награжден орденами Отечественнойвойны (1943), Красной Звезды (1944). В феврале 1945-го был арестован иприговорен к 8 годам лагерей.

Литературная слава пришла к А. Солженицыну после публикации в 1962 годуповести "Один день Ивана Денисовича". Далее последовали рассказ "Матрениндвор" (1963), романы "В круге первом", "Раковый корпус" (1968; опубликованыза рубежом), "Архипелаг ГУЛАГ" (1973; в СССР распространялся нелегально) -"опыт художественного исследования" государственной системы уничтожениялюдей в СССР, десятитомная эпопея "Красное колесо" (1971-1991).

В 1969-м исключен из Союза писателей СССР. В 1974-м арестован, обвинен в"измене родине", лишен советского гражданства и без суда вывезен из страны.

В 1989-м началась широкая публикация произведений А. Солженицына в СССР.В 1994-м писатель с семьей вернулся в Россию.

РЕШЕТОВСКАЯ Наталья Алексеевна - первая жена Солженицына. По образованию- химик. Член Союза писателей России, автор шести книг.

ТАНИЧ Михаил Исаевич (1923 г., Таганрог) - известный поэт-песенник,заслуженный деятель искусств России. Участник Великой Отечественной войны,командир противотанкового орудия. Награжден орденами Славы III степени,Красной Звезды, Отечественной войны I степени, орденом Почета, медалями.После войны жил в Ростове-на-Дону, поступил в инженерно-строительныйинститут, но окончить его не успел - в 1947 году был арестован.

Руководитель популярной группы "Лесоповал".

ТУРКИНА Вероника Валентиновна - двоюродная сестра Натальи Решетовской,участница диссидентского движения.