Virtual TR-DOS - это гигантский архив TR-DOS софта для эмуляторов и реального ZX Spectrum. Tакже на моем сайте вы найдете большущую подборку синклеровской прессы,лучшие эмуляторы ZX Spectrum для PC, различные утилиты для упрощенияработы с эмуляторами и многое другое. Paul Pavlov.

СТРАНА ГЛУХИХ.

Наше житье - вставши, да за вытье.

Из словаря В. ДАЛЯВсе же лучше всех поняли замысел моей статьи "Ослепление инаказание" не бывшие несогласные, к кому я обращался, а моиидейные противники, приверженцы коммунистической идеи.

Я действительно живописал ужасы шоковой демократии не длятого, чтобы оправдать тоталитаризм с его страхами и тюрьмами, адля того, чтобы пробудить у новых хозяев России, у правящейлиберальной элиты если не совесть, то хотя бы инстинктсамосохранения.

В конце концов, просто опасно бездумно крошить остаткисоветских социальных гарантий, благодаря которым еще теплитсяжизнь во многих российских семьях. Я не согласен с АлександромЯковлевым, который полагает, что страдающие от нищеты пожилыелюди обращаются не по адресу, что они якобы должны просить помощине у государства, а у своих детей. Сравнение посткоммунистическойРоссии с Америкой просто некорректно. Нынешние пожилые люди - этоне дармоеды и иждивенцы. Это поколение людей, которое создалосвоим трудом то богатство, тот ТЭК и тот ВПК, которыми не толькодержится нынешнее государство, но и кормятся "новые русские". Неследует забывать, что наши толстосумы, в отличие от толстосумовАмерики, пока что своим трудом еще ничего не успели создать, чтоих капиталы в подавляющем большинстве случаев просто богатство,отнятое у тех, кого мы сейчас презрительно называем "пожилымилюдьми". Гейтс не родня ни Абрамовичу, ни Потанину.

Поэтому государство не просто вправе, а ОБЯЗАНО попроситьнаших так называемых "магнатов", чтобы они поделились своимбогатством и с бюджетом, и со страждущими. Так будет лучше длявсех.

Я согласен с Владимиром Мау, что воровство миллионов, вернее,миллиардов во времена Ельцина и Гайдара - это меньшая беда, чемубийство миллионов "классовых врагов" при Ленине и Сталине. Хотясамо по себе преимущество массового воровства перед массовымирепрессиями не дает основания предполагать, чтоворы-приватизаторы в моральном, духовном отношении на головувыше, чем вожди-убийцы. Политиков надо сравнивать не только порезультатам их деяний, но и по мотивам их поступков. Революциябольшевиков, как и все великие, действительно великие революции,это драма противоречия между романтикой благородных целей иужасом кровавых средств их достижения. А наши рыночные реформы,убей меня Бог, это не столько драма, сколько элементарная бытоваяуголовщина. Как сейчас выяснилось, Ельцин разогнал Съезд народныхдепутатов, расстрелял Белый дом для того, чтобы ускоритьприватизацию нашего ТЭКа, и прежде всего нефтегазовойпромышленности. Низменность и примитивизм мотивов - вот что личноменя отталкивает в облике новых реформаторов. При всем моемнегативном отношении и к Ленину, и к Троцкому я бы никогда непоставил бы их как исторических личностей рядом с Гайдаром иЧубайсом.

Но именно эту цель - поставить анализ последнего десятилетия сего героями и деяниями в контекст российской истории XX века,подтолкнуть к сравнению так называемой "демократической"августовской революции 1991 г. с великими русскими революцияминачала XX века - мне не удалось достигнуть. Как выясняется, нашилиберальные мыслители вообще живут и мыслят вне национальнойистории. Даже у самых образованных из них нет понимания, чтосоветский строй - это якобинство, растянувшееся на 70 лет. Чтоперестройка Горбачева и государственный переворот декабря 1991 г.- это запоздалая контрреволюция, это продолжение дела Деникина иВрангеля в других условиях с другими героями. Не удалось привлечьвнимание и к урокам трансформации советской системы, побудить кпереосмыслению ее органики, увидеть в ней то, чего мы в нейраньше не видели.

Поразительно, что даже американцы после трагедии 11 сентябряувидели, что свобода без безопасности ничего не стоит, что во имясохранения общественной жизни и общественного порядка иногдаприходится поступиться правами личности. Наши же российскиереформаторы до сих пор в упор не видят всего этого глубинногопротиворечия между интересами свободы и интересамигосударственной безопасности, не видят, что ценностичеловеческого бытия и человеческой жизни не исчерпываютсяценностями участия в думских или президентских выборах.

Новая элита живет только настоящим. Но если нет мысли обудущем, то нет и страха перед ним. Только параличом чувствавремени можно объяснить наше безоглядное воровство начала 90-х.

Опыт нашей дискуссии полезен только тем, что он еще разобнаружил наше состояние открытой идейной вражды и идейнойборьбы. Здравый смысл и чувство совести никак не могут пробитьсясквозь страсти и страхи партийного противостояния. Никто неслышит друг друга, все вещают свою партийную правду - или"либеральную", или "патриотическую", все дышат ненавистью друг кдругу. Для одних Ельцин - "великий Президент", заплативший занаши демократические свободы "своим железным здоровьем". А длядругих тот же Ельцин - "враг народа", покровитель гайдаровской"шоковой терапии" и чубайсовской "ваучеризации", которые"превзошли по своей циничной жестокости любые экспериментыбольшевиков". И в первом, и во втором случае ненависть застилаетглаза, лишает чувства меры и реальности. Наверное, все же"демократ" знает, из-за чего наш "великий Президент" подорвалсвое "железное здоровье". Наверное, "патриот" отдает себе отчет втом, что большевики своими реформами, особенно Сталин со своейколлективизацией, надорвали жизненные силы не только российскогокрестьянства, но и русского народа в целом.

Больше всего досталось мне, ибо я оказался посередине междуразоблачителями "совка" и советского образа жизни иразоблачителями "антинародного режима Ельцина". Для левыхпатриотов инициатор дискуссии является "самым дошлым излибералов". А для единоверцев Гайдара и Чубайса - "скрытымкоммунистом и реваншистом, приверженцем абсолютно безнравственнойпозиции". Ибо я рискнул увидеть в действиях большевиков какие-тонравственные мотивы.

Парадокс состоит в том, что в апологетике вождей большевизмаменя обвиняет Владимир Мау, который, по сути, посвятил целуюкнигу обоснованию исторической неизбежности и оправданностибольшевистской революции и советской системы как единственновозможного средства индустриализации России.

Основным препятствием на пути к диалогу о моральных ичеловеческих издержках наших рыночных реформ, как выяснилось, какраз и является марксистская закваска нынешних российскихлибералов. Обращает на себя внимание, что все без исключениязащитники реформ Гайдара и Чубайса, принявшие участие вдискуссии, в своих статьях, интервью подчеркивают свою лояльностьи уважение к Ленину и к ленинской гвардии. И в этом, на мойвзгляд, и зарыта собака - у нас сейчас в России, как и всоветское время, доминирует марксистский тип мировоззрения.

Реставрации дореволюционного российского типа гуманитарногомышления с его особым пристрастием к морали и нравственнымценностям так и не произошло. Несмотря на то, что за последние 10лет мы переиздали всех российских философов-идеалистов, сделалидоступной всю классику российской общественной мысли. Нашлиберализм называется либерализмом по недоразумению. Он ничего неимеет общего с либерализмом Милюкова, Струве, Новгородцева. Насамом деле продолжается саморазвитие советской марксистской мыслив вариантах "Новых известий" и газеты "Завтра".

Дореволюционный либерализм, дореволюционное западничество поопределению были патриотичны. Мировоззрение Павла Милюкова -яркий тому пример. А сегодня либеральная партия в лице ДенисаДрагунского заявляет, что "любить Россию может только тот, комунечего любить", что "патриотизм является признаком слабости ума идуши".

В том-то и дело, что в рамках этой закоренелой марксистскойтрадиции и невозможна какая-либо моральная оценка нынешнейпосткоммунистической трансформации России. Нет в России общейсистемы ценностей, в рамках которой можно было бы начатьобщественный диалог о происходящих событиях. Большевики затемняливсе проблемы и принижали все человеческие ценности, делая акцентна завоеваниях классового равенства. Их последователи, нашироссийские либералы, достигают этих же целей, и прежде всегосамореабилитации, выпячивая наши несомненные достижения исвободы.

Достаточно назвать те или иные перемены революционными, и выосвобождаетесь в рамках этого сознания от пут морали. Ведьреволюции для марксистов сами по себе являются "праздникамиистории", и чем больше разрушений, чем больше страданий, темпраздника больше. Я думаю, не случайно Владимир Мау назвалреформы Гайдара "великой революцией". Такая уловка позволяетоправдать и произошедший распад производства, и резкое снижениеуровня жизни. А в социалистических странах Восточной Европы,согласно этой логике, не было никаких революций, ибо и полякам, ивенграм, и чехам удалось провести приватизацию и безсущественного снижения уровня жизни, и без нашего удручающегоспада производства.

Лично я предпочитаю даже нынешнюю управляемую бутафорнуюдемократию подлинному сталинскому тоталитаризму. Это очевидно, нокак нормальный человек, воспитанный на традициях российскойгуманистической культуры, я не могу не видеть и того, чтомиллионам простых людей сегодня живется хуже, чем 15 - 20 летназад, до нашей очередной интеллигентской революции. В концеконцов, даже при оценке коммунистического тоталитаризма исоветской системы нельзя покидать почву исторической правды. Моиоппоненты из либерального лагеря почему-то забыли, что советскаясистема советской системе рознь. Был и сталинский тоталитаризм сего голодом, гнетущими желтыми и черными страхами, с егодоносами. От всего этого даже у меня, ребенка, сжималась душа. Явсе это помню, все пережил. Но нельзя забывать и о надеждах ирадостях хрущевской оттепели, когда миллионы людей вернулись изссылок и лагерей, когда во многие семьи пришло много радости инадежд. Я лично считаю свою юность, выпавшую на эпоху XX съезда,счастливой. А потом было и чудо перестройки, свобода,нежданно-негаданно свалившаяся на наши головы.

Честный разговор о последнем десятилетии возможен толькотогда, когда мы будем сравнивать демократические завоеванияперестройки Горбачева и Яковлева с демократическими завоеваниямиэпохи Ельцина. И тогда обнаружится, что подлинно великаяреволюция произошла не в 1991 г., а в конце 80-х, что все, чем мысегодня гордимся - и свобода от цензуры, и свобода эмиграции, иправо на оппозицию, - было завоевано до наших так называемых"демократических" и "рыночных" реформ. Нетрудно доказать, что вконце перестройки возможность реальной политической оппозициибыла выше, чем сейчас.

Даже если мы во главу угла оценки прошедшего десятилетияпоставим только достижение свободы, отвлекаясь от всех другихценностей человеческой жизни, отвлекаясь от проблемы личной игосударственной безопасности, национального достоинства,духовного здоровья, гарантий жизни, то и здесь достижения командыЕльцина не так уж впечатляют. Рискну утверждать, чтоперестроечная горбачевская власть была более терпима кинакомыслию, чем нынешняя, называющая себя "демократической".Наверное, невозможно, чтобы ученые, представители альтернативнойточки зрения на экономические реформы, те же Глазьев, Ивантер,Некипелов были бы приглашены сегодня в Кремль на роль советниковили членов правительства. А в советские времена я, легальныйантимарксист, работал в ЦК КПСС, и никто, кстати, не преследовалменя за мои убеждения. Более того (это уже было в концеперестройки), меня попросили прочитать лекцию об основных ошибкахКарла Маркса перед партийным аппаратом.

Не страх перед судом патриотов из газеты "Завтра" заставилменя взяться за перо, а страх за будущее моей страны. Туткакой-то тупик. Он проявился, кстати, и в ходе нашей дискуссии.Слепые "патриоты" бредут рука об руку со слепыми "либералами". Иреванш крепостников ничего, кроме новой расправы и новогопередела собственности, не принесет, но и нынешняя либеральнаяэлита со своей корыстью и самомнением мало чем поможет России.

Так как многие оппоненты вместо спора предпочитали переходитьна личности, то я должен сказать, что я не раскаиваюсь в том, чтопервым в открытой подцензурной печати сказал, что король голый,что не следует жертвовать Российским государством во имя спасенияавторитета "всегда верного учения Маркса - Ленина". Я горжусьтем, что у меня хватило мужества выступить против безумия идеисуверенизации РСФСР, одним из немногих осудить Беловежскиесоглашения. Кстати, я не могу забыть, что наши левые патриотынесут такую же ответственность за распад СССР, как и члены кружкаСахарова, которые складывали пирамиды из кубиков советскихреспублик.

Начал же я разговор о судьбах посткоммунистической России снадеждой, что ситуация в стране изменилась, что время партийныхраспрей и сведения счетов кончилось, что общество готово квзвешенной и честной оценке происходящего. Тем более что всевопросы, сформулированные в моей статье, как я полагал, являютсяшкольными, хрестоматийными для российской политической традиции.Но, к удивлению, ни один из этих вопросов не привлек к себевнимания.

Первым и самым важным вопросом является вопрос обответственности российской интеллигенции за ее революции и ее"исторические свершения". По крайней мере, после революции 1905г. и революции 1917 г. эта проблема привлекала к себе наибольшеевнимание образованной России. Но сегодня, как показала нашадискуссия, никто не готов к разговору на эту тему. ГеннадийЛисичкин даже решился убеждать общественность, что советскаяинтеллигенция не имеет никакого отношения к событиям конца 80-х -начала 90-х, что она не несет никакой ответственности за деяниянаших реформаторов.

Странная позиция! Как будто не было "Московской трибуны", какбудто не было Межрегиональной депутатской группы, как будто небыло "Демократической России". И самое главное, как будто не былоштаба революции в лице кружка Сахарова и Елены Боннэр. В концеконцов, разве не представители советской научной интеллигенциисоставляли костяк правительства Гайдара?

Проблема "пораженчества" российской интеллигенции тожепридумана не мною. О нем как о проявлении "смердяковщины" вреволюции писал Николай Бердяев сразу же после октябрьскогопереворота. Казалось бы, ничто так не сближает дореволюционнуюинтеллигенцию с нынешней либеральной, как эта болезнь. Казалосьбы, нет более болезненной, животрепещущей темы для разговора.Тогда интеллигенция мечтала о том, чтобы "умная немецкая нация"покорила "глупую нацию русскую", и сейчас, в начале 90-х,российские демократы призывали "умных" американских советников,чтобы они научили "глупых и отсталых" русских рыночной экономике.Кстати, только в начале 90- х так открыто повторялосьсмердяковское "я всю Россию ненавижу". Правда, сейчас эту фразуможно назвать не только смердяковской, но и нагибинской.

Либеральное "энтэвэшное" желание, чтобы федералы потерпелипоражение в первой чеченской войне, было также сродни на этот разбольшевистскому желанию, чтобы "Россия потерпела поражение вимпериалистической войне". За либеральным разоблачением армии игенералов начала 90-х, за "демократическим разоблачением ВПК",самого духа Медного всадника стоял тот же Смердяков: "Я не тольконе желаю быть военным гусаром, но желаю, напротив, уничтожениявсех солдат-с".

Еще более хрестоматийной для русской общественной мыслиявляется поставленная мной проблема цены прогресса. Казалось бы,для нас это самый жгучий вопрос. Но и мимо этой проблемы прошлаосновная часть участников дискуссии. Это неправда, что нашпереход к демократии был бескровным. Мы избежали того, что нам насамом деле не угрожало. Напрасно и Владимир Мау, и ЛеонидЖуховицкий пугают нас не существовавшими угрозами. В 1991 г. унас не было массового политического движения протеста, у нас небыло 9- миллионной бастующей "Солидарности", которая взорваласоциалистическую Польшу. СССР пал из-за игр политической элиты.Вряд ли бы нашлось много людей, которые пошли бы умирать за делодемократической России, если бы Горбачев сам рискнул ввести встране чрезвычайное положение. Югославский вариант у нас тоже небыл возможен. Он у нас не мог быть потому, что РоссийскаяФедерация, ее политическая элита сами были инициаторами распадаСССР. В то время как в Югославии сербы какгосударственно-образующий этнос преследовали прямопротивоположные цели. Они с оружием в руках защищали целостностьстраны и интересы своих соотечественников. Русская же элитабросила на произвол судьбы тридцать миллионов соотечественников,оказавшихся после распада СССР за границами Российской Федерации.Так что ничего нам не угрожало. Ни гражданская война, никонфликты между Россией и бывшими советскими республиками. Нашилибералы, пришедшие к власти, отдавали все направо и налево: ибогатства, и территории.

Но мы, к сожалению, не избежали того, что при желании можнобыло избежать. Мы не избежали двух кровопролитных войн в Чечне,унесших жизни десятка тысяч мирных граждан. Мы не избежали мук итягот миграции многих миллионов русских, ставших из-за распадаСССР людьми второго сорта на собственной земле.

И еще одна проблема, которую нельзя обойти вниманием прианализе последнего десятилетия. Речь идет о ценности свободы, осоотношении ценности свободы со всеми другими человеческимиценностями. Здесь мы столкнулись с ограничениями и догматизмомлиберального фундаментализма конца 80-х, который до сих порвластвует над умами нашей интеллигенции. Это неправда, чтосвобода является универсальной и всеобъемлющей ценностью. Я несогласен с Александром Яковлевым, что "молчащий советскийчеловек, не могущий открыто сказать о своих убеждениях, являетсяполучеловеком". Если следовать этой логике, то надо сказать, что"получеловеком" был и Кант, который предпочитал не говорить отом, чего говорить нельзя. Все выдающиеся достижения философскоймысли были созданы в Европе в эпоху феодализма.

Диалектика свободы человека намного сложнее. Во-первых,свобода не сводится только к свободе слова и собраний, тем болеене сводится к свободе половой ориентации. Свобода какфундаментальный признак человека, как свобода духовного выборасуществует всегда, во все эпохи, в любых системах.

И в условиях тоталитаризма, в частности, в условиях советскойсистемы, у человека сохранялась свобода прежде всего как свободанравственного выбора, свобода быть порядочной личностью.

Драма свободы состоит в том, что она может быть направлена ипротив человека и человечности, служить разрушению цивилизации иустоев общественной жизни. Основная слабость - духовнаяущербность нашей демократической революции, как точно подметилписатель Анатолий Макаров, как раз и состояла в "негативизме безберегов", в сознательном уничижении и глумлении над нормамичеловеческой морали, устоями человеческого бытия.

Иногда свобода, как хаос, может опаснее полицейскогогосударства. После коммунистического тоталитаризма осталось хотябы суверенная Россия, уважение к нормам морали. Но нет никакихгарантий, что Россия сохранится как государство, как обществопосле свободы слова для Валерии Новодворской.

Вне нашей дискуссии как раз и оказалась проблема совести какглавного признака человека и человечности. В том-то и дело, чтосейчас зверья, "получеловеков" куда больше, чем в советскоевремя, и только потому, что реабилитация личного эгоизма и личныхинтересов привела у нас к реабилитации вседозволенности.

Мы никак не хотим согласиться с тем, что драма бытия человекане исчерпывается драмой несвободы, испытаниями жизни вполицейской государстве. Казалось бы, сейчас мы должны этовидеть, должны прорваться через либеральный фундаментализм, невидящий ничего, кроме политических стеснений. Ведь никто недоказал, что муки жен и матерей узников сталинских лагерейстрашнее мук нынешних матерей, у которых забирают детейнаркомания, проституция, криминальный мир.

Как видно, прорваться к каким-то глубинам бытияпосткоммунистической России и посткоммунистического человека мыпока что не можем. Но негативный результат тоже являетсярезультатом. По крайней мере, становится понятно, что мешаетнынешней либеральной элите взглянуть "окрест себя" и увидеть мир,который она создала и в котором живет. О непреодолимой традициимарксистского мышления, которая нейтрализует нравственноечувство, я уже сказал. До тех пор, пока наша интеллигенция будетславить "великие революции", она не будет способна к нравственнойоценке собственных деяний. Очевидно также, что наш нынешнийлиберализм имеет мало общего с дореволюционным русскимлиберализмом. Либерализм до революции означал неразрывноеединство идеи свободы с уважением каждой человеческой личности.Русские либералы много сил приложили, чтобы доказать, что идеядостоинства каждой человеческой личности, идея моральнойравноценности каждого человека является существенной чертой ихмировоззрения. Сегодня же идея свободы отрывается от основгуманизма, она отождествляется с социальным дарвинизмом. Внаиболее жесткой и выпуклой форме это мировоззрение социальногодарвинизма проявилось в выступлении Аркадия Стругацкого. И самаяглавная беда нашего либерального мышления - нарочитоепренебрежение к народу, к простым людям.

И здесь в нашей дискуссии проявилась одна характернаязакономерность. Чем выше ее участники оценивают завоеванияреформ, тем критичнее они относятся к русскому народу. Есливерить им, то советское население сплошь состояло из"халтурщиков", "доносителей", "воров" и "пьяниц".

Честно говоря, вся наша дискуссия пока что работает наукоренившийся тезис о разрыве российских времен. Наверное,чрезвычайно трудно пробиться к гуманистическим пластам российскойкультуры и российской общественной мысли после 70-летнеймарксистско-ленинской школы.

И нет никаких гарантий, что связь российских времен будетвосстановлена.