Virtual TR-DOS - это гигантский архив TR-DOS софта для эмуляторов и реального ZX Spectrum. Tакже на моем сайте вы найдете большущую подборку синклеровской прессы,лучшие эмуляторы ZX Spectrum для PC, различные утилиты для упрощенияработы с эмуляторами и многое другое. Paul Pavlov.

Нильс Бор: "Достаточно ли безумна эта теория, чтобы оказаться истинной?".

1900 год. Финиширует XIX век и стартует век XX. На их рубежерождаются в интеллектуальном обиходе человечества два новыхслова - КВАНТ и ГЕН. Они становятся ключевыми в природоведениисовременности. И потому - судьбоносными: ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ нанашей планете глубинно связались с открытиями и надеждамиФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ НАУКИ именно в этих ныне главенствующих ееипостасях - КВАНТОВОЙ и ГЕНЕТИЧЕСКОЙ.

Среди великих создателей этой науки в первом ряду - датчанинНИЛЬС БОР. 1885-1962. Драматическая история атомного векапостоянно превращала научные проблемы в этические. Истинуследовало взвешивать еще и на весах человечности. Это умелНильс Бор.

I.

Было это ровно 60 лет назад. Шел август 1938-го. Тревожноелето стояло в Европе. Шесть лет уже господствовал в ГерманииГитлер. И нацизм начинал бесчинствовать за ее пределами тоже.Но до королевской Дании черед еще не дошел. И она могла позволитьсебе принять на своей земле Международный конгресс антропологов.Через два года это стало бы уже невозможно.

На одно из пленарных заседаний конгресс собрался в средневековомзамке Хельсингор. Это был тот самый знаменитый Эльсинор, гдекогда-то волей Шекспира разыгрывалось действие трагедии "Гамлет".Заседание было символическим. И тень принца Датского с егонеумирающим вопросом "БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?" незримо сопутствовалапрофессору Нильсу Бору, когда он, лидер квантовой физики,поднимался на трибуну гуманитарного конгресса. Да, неумирающийвопрос острее, чем в гамлетовские и шекспировские времена,касался тогда всего человечества. И Нильс Бор приехал в Эльсинорне в одиночестве: он взял с собою четырех своих сыновей. Неспроста.

Старшему было 20. Младшему - 14. Дружной кавалькадой прикатилиони на велосипедах из загородного дома Боров вовсе не радилетней прогулки. Отцу НУЖНО было, чтобы растущие мальчикиувидели-услышали, КАК ученое сообщество мирового ранга приметего сокровенные идеи всечеловеческого ЕДИНЕНИЯ: он выступалс научным докладом "Философия естествознания и культуры народов".

Его встретили шквалом аплодисментов: антропологи знали,что перед ними - общепризнанный глава науки о глубинах материи.Нобелевский лауреат. Он не был искусным оратором. И если завораживалаудиторию, то тихой убедительностью. Так было и в Эльсиноре.Однако.

"Однако настала минута, когда движение в зале заставилоотца умолкнуть." - рассказывал впоследствии автору этих строкодин из "мальчиков Бора" - Оге, ставший со временем тоже нобелевскимлауреатом. ".А произошло вот что: внезапно, как по команде,вскочили со своих мест делегаты Германии и гуськом - в затылокдруг другу - покинули заседание!". Оге Бор добавил, что едвали все немецкие антропологи были нацистами, но "дисциплинастраха" перед доносом о неблагонадежности их уравнивала. Сутьже состояла в том, что с кафедры раздались тихие слова докладчикао РАВНОПРАВИИ ВСЕХ КУЛЬТУР. И еще:

"Всякой человеческой культуре, замкнутой в себе, свойственнонационалистическое самодовольство"!

Но, по-видимому, всего более взвинтило делегатов Германииборовское уверение, что есть лишь одно лекарство против губительногосамодовольства: признать взаимную ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТЬ разныхкультур, только вместе создающих КУЛЬТУРУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

Тут-то "они" и пошли гуськом. Прочь от крамолы.

Так "мальчики Бора" увидели-услышали, как фашиствующиеинтеллектуалы приняли замечательно простые и, казалось бы,абсолютно бесспорные выводы их отца из философии естествознания- новой философии, вдохновителем и глашатаем которой он сталеще в конце 20-х годов нашего века.

II.

Во второй половине 40-х его, перевалившего за 60, датскаякорона наградила редкостным орденом, предназначенным толькочленам королевских фамилий и главам государств - орденом Слона.Это было почетно и обременительно: традиция обязывала кавалераордена представить для почетного зала в замке Фредериксборгбольшое изображение своего родового герба. Это не затруднялокоролей. Но откуда мог взяться герб у профессора Нильса Бора- сына и внука профессоров-простолюдинов, да еще полуевреяпо линии материнской?.. Герб нужно было придумать. И то, какон это сделал, полно значения.

В сущности, он поступил по примеру своего великого учителяЭрнеста Резерфорда. В начале 30-х основоположник ядерной физики- сын новозеландского колесного мастера и сельской учительницы- получил от британской короны титул баронета. И, превратившисьв лорда Резерфорда оф Нельсон, тоже должен был сочинить себегерб. И решил показать на традиционном рыцарском щите, чтоудостоен высокой чести за научные заслуги (а не иные). Онвыбрал для изображения не знаменитый планетарный атом и нестоль же знаменитое расщепление атомного ядра, а то, с чего"все началось": законы радиоактивности. На щите появилисьскромные кривые - скрещенные экспоненты атомных трансмутаций.За это в 1908 году получил он свою нобелевскую награду ("Дождалсяочереди тратить деньги", - сострил он.).

Бор тоже стоял перед выбором. Мог он выбрать для изображенияна щите свою прославленную квантовую модель излучающего атомаили свою трагически знаменитую цепную реакцию деления урана.Но и он выбрал из своих заслуг перед человеческим познаниемту, с которой в нашем веке тоже как бы "все началось": принципкомплементарности (по-русски - дополнительности). На щитепоявился четко очерченный круг, наполовину светлый, наполовинутемный, возникающий от слияния двух равновеликих криволинейныхфигур. Это был древнекитайский символ Инь и Ян - образ мира.А над щитом традиционно выгнутая лента несла девиз на ученойлатыни: КОНТРАРИА СУНТ КОМПЛЕМЕНТА. В переводе это значило:

ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ СУТЬ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ.

Он впервые провозгласил этот принцип осенью 1927 года нафизическом конгрессе в Комо. И с тех пор не "как бы", а действительноначалось наконец обобщенное понимание абсурдных странностейв глубинах материи мира. Да и, как оказалось, всюду в миревообще!

Классическая диалектика, равно идеалистическая, и материалистическая,во всем разыскивала "борьбу противоречий", как правило, предрекаяпобеду одной из сторон и поражение другой. Это называлосьзаконом отрицания отрицания. А принцип комплементарности открывалв непримиримости естественное сочетание, казалось бы, несовместимыхначал. И показывал, что только ДОПОЛНЯЯ друг друга, несовместимостидают истинную картину явления, события, бытия. В физике ибиологии, психологии и лингвистике, историософии и культуре.И в самой жизни.

И даже в политике! Национальной и мировой.

Следствия из принципа дополнительности должны были бытьненавистны адептам любого тоталитаризма. Летом 38-го именноэто наглядно продемонстрировали немецкие антропологи, когда,как по команде, покинули гамлетовский Эльсинор. Они исповедовалидоказанно преступное: "Германия, Германия превыше всего!"А ученый датчанин, да к тому же не чистый ариец, научно обосновывалравноправие всех культур.

В ту же пору правоверные идеологи другого тоталитарногорежима - советской России - поносили того же ученого датчаниназа непостижимый "физический идеализм" и вполне постижимый,но неприемлемый для служителей деспотизма принцип дополнительности.А после войны - в конце 40-х - нашелся в России философ, член-корр.Академии наук (А.А.Максимов), не постеснявшийся объявить великогодатчанина "агентом американского империализма"! И попросту"шпионом"!

Вероятно, мне следует тут кое-что засвидетельствовать,хотя бы в нежданное назидание тем, кто все еще жаждет возвратав советское былое. Ничто не отзывалось в нашей тогдашней словесно-духовнойжизни более долгим и стойким эхом, чем любая постыдная гадость,вслух порочащая заведомо достойного современника. Чистилищеперед вратами Ада всегда было у нас закрыто на переучет.

Когда в середине 70-х выходила в серии ЖЗЛ моя книга "НильсБор", три молодогвардейских редактора, последовательно сменявшихдруг друга на славянофильском посту (А.Ефимов, Г.Смирнов,Ю.Селезнев), очень хотели увидеть в моем тексте максимовскогоБора-марионетку - заокеанского агента-шпиона. "Объективностиради", как сказал один из них и повторяли другие. А междутем тогда, в 70-х, той дурацкой грубости было уже почти тридцатьлет! Ничего - жила.

Но еще симптоматичней была историйка, приключившаяся сомною, московским автором, в Копенгагене 68-го года. Мне посчастливилосьработать в архиве Бора и общаться с его близкими. Стороноюдо меня дошло, что известный западно-европейский коммунистИб Норлунд - секретарь компартии Дании - родственник Бора!Но почему же "стороною дошло"? Да потому, что ни МаргаретНорлунд - вдова Бора, ни сыновья, ни былые ассистенты, решительноникто не хотел знакомить с ним автора будущего жизнеописанияБора. Я не понимал, в чем дело, пока старейший из здравствовавшихборовских ассистентов - Стефан Розенталь не сделал мне дружескоговнушения:

- Поверьте, вам не следует встречаться с этим человеком.Он старательно повторит вам все мерзости, какие писали о Нильсемосковские партийные ортодоксы. Вы узнаете, что комплементарность- насквозь буржуазный принцип. Этцетера. А потом у вас начнутсянеприятности. Он поймет, что вы сторонник Нильса. Пойдет доносв Москву (нет, сначала Стефан сказал мягче - "доклад"). Онпросигналит вашему ЦК, что желательно было бы советскую книгуо Боре согласовать с датскими коммунистами. И может еще потребоватьрукопись на отзыв. А об "американском агенте" заговаривалии здесь: нацисты, к несчастью, есть повсюду.

Да, картина жизни Бора в ИСТОРИИ приоткрывалась по принципудополнительности: нужно было увидеть ее с двух НЕСОВМЕСТИМЫХсторон.

III.

В майском Лондоне 1944 года великий физик Нильс Бор добивалсяаудиенции у великого политика Уинстона Черчилля. Этому готовбыл всячески помочь фельдмаршал Смэтс. Еще бы! На приглашениелорда Черуэлла - советника Черчилля - позавтракать в обществеБора фельдмаршал воскликнул:

- Это колоссально! Это все равно, что встретиться с Шекспиромили Наполеоном - одним из тех, кто изменял историю мира!

Историю мира уже изменял АТОМ. Бор осознал это полнее ираньше других. Оттого ему и настоятельно нужно было ввестив круг своих исторических тревог влиятельнейшего лидера западногомира.

Почему тревог? Казалось бы, все шло как надо: день отодня близился победный финиш в войне против Гитлера и победныйфиниш в тайном соревновании с немецкими атомниками. А этоозначало избавление человечества от возможной тотальной беды- от атомной бомбы в руках бесноватого, терпящего поражение.Словом, казалось бы, время и бремя роковых тревог осталосьдля союзников уже позади, и вдруг - неотвязное ИСТОРИЧЕСКОЕбеспокойство в душе "одного из тех, кто изменял историю мира"?!Но Черчилль не принял его сразу, а приняв - НЕ ПОНЯЛ. Вспоминаяту аудиенцию, Бор сказал:

- Мы разговаривали на разных языках.

А все дело в том, что тревоги за ход истории овладели имв ту пору вовсе не вдруг.

Минувшей осенью 43-го года он был привлечен на почетныхправах консультанта к англо-американскому атомному проекту,и эта роль разрешала ему общаться с сильными мира сего пообе стороны океана. Он скоро убедился, что ЕГО НАУКА обручиласьс МИРОВОЙ ПОЛИТИКОЙ. И это может привести не только к благим,но и трагическим последствиям.

Благие были очевидны: все ресурсы союзников отдавались"общему делу" - разгрому фашизма. И служение этому делу былоЭТИЧЕСКИ абсолютно оправданно! А трагические последствия пряталисьв тумане будущего. Или, точнее, доступны были лишь очень зоркомуглазу, не ослепленному уже легко предсказуемой победой.

Он задумался над этим еще тогда, когда в осенней ночи егосугубо секретно переправляли как государственную ценностьиз Швеции в Англию. За ним прислали легкий бомбардировщик"Москито", способный уходить на высоту, недоступную немецкимистребителям. Его бережно уложили в бомбовом отсеке с парашютомза спиной и сигнальными ракетами в руках. Это на случай прыжкав океан при атаке противника. Он тогда и вправду едва не погиб:над береговыми зенитками немцев в Норвегии "Москито" поднялсяна сверхгималайскую высоту, а он не услышал команды "включитькислород". У него была слишком большая голова для наушниковшлемофона - они не доставали ему до ушей. И он остался безвоздуха. Потерял сознание. Выручило его спортивное здоровье.

В Штаты его переправляли уже с меньшим риском - на океанскомлайнере. Однако под псевдонимом (Николас Бейкер) и под круглосуточнымнаблюдением-охраной двух соглядатаев. И он снова чувствовалсебя не принадлежащим самому себе - неким ценным государственнымимуществом. И это порождало в нем, казалось бы, не идущиек делу раздумья.

То были раздумья над оборотной стороной беспримерного могущества,какое обещало своим обладателям атомное оружие: предельнозасекреченное и монопольное, оно сможет породить бесконтрольныйдеспотизм власти и опасность неодолимого шантажа в отношенияхмежду государствами. Не окажутся ли все народы в бомбовомотсеке под наблюдением соглядатаев?!

Накануне отплытия Бора-консультанта в Америку, где полнымходом разворачивалась в Лос-Аламосе "работа за дьявола" (каквыразился Оппенгеймер), лорд Черуэлл, - вполне образованныйфизик! - словно невзначай, но наверняка по просьбе шефа, спросилдатчанина: "А взорвется ли ОНА в согласии с законами природы?"

- Разумеется, ОНА взорвется! - безрадостно ответил Бор.- Но. ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?

У советника сэра Уинстона не было ответа на этот вопрос- совсем не физический, а нравствннно-исторический вопрос.Ответа не было ни у кого из политиков, дипломатов, генералов,с кем обстоятельства сводили профессора Бора по обе стороныАтлантики. Сама логика его опасений выглядела в их глазахперевернутой - вздорно-несвоевременной.

Еще длилась жесточайшая война, а этого ученого-изгнанникатревожило время ПОСЛЕ победы.

Создавалось небывалое оружие против врага, а его страшилаименно МОЩЬ этого оружия.

Дабы не дать врагу последнего шанса, требовалась сверхсекретность,а он боялся, что из-за нее будет проигран МИР.

Конечно, взятки гладки были с генерала Лесли Гроувза -военного главы атомного проекта. Он однозначно "знал", ЧТОБУДЕТ ДАЛЬШЕ. Под его началом денно и нощно трудился в Лос-Аламосенастоящий интернационал выдающихся ученых - по преимуществуевропейских изгнанников. Он называл этот интернационал "величайшейколлекцией ЧОКНУТЫХ, какой еще не видывал свет". И не сомневался,что создаваемая чокнутыми чудо-бомба обеспечит его Америкегосподство в мире. Вот что БУДЕТ ДАЛЬШЕ! И этому не сможетпомешать какая-то болтовня самого чокнутого в его коллекции- седеющего датчанина. И генерал с покровительственной улыбкойотпускал Старика (говорят, гениального!) в дальние поездки- в Вашингтон и Лондон - для пустых разговоров "о том, чтобудет", с высшим начальством.

А Бор в этих разговорах пришел к идее ТОТАЛЬНОГО противоядияпротив ТОТАЛЬНОЙ секретности, которая неминуемо станет ТОТАЛЬНОопасной ПОСЛЕ победы. Это была идея МЕЖДУНАРОДНОГО КОНТРОЛЯи ОТКРЫТОГО МИРА.

Об этой-то идее он и разговаривал с Черчиллем "на разныхязыках". До такой степени разных, что когда удрученный Борсказал ему, в последней надежде быть услышанным и понятым,что напишет обо всем подробное письмо, Черчилль ответил вежливои бесцеремонно:

- Это будет честью для меня получить от Вас письмо. НоНЕ о ПОЛИТИКЕ!

Бор не знал тогда, что худшее для него впереди.

IV.

В сентябре 44-го, за девять месяцев до Победы, Черчилльнаписал рычащую записку своему советнику:

".Как случилось, что профессор Бор был привлечен к делу?Он - ярый сторонник гласности. Бор заявил, что находится винтимной переписке с русским профессором, которому он писал.обо всей проблеме. Бора следовало бы ЗАКЛЮЧИТЬ В ТЮРЬМУ илив любом случае предупредить, что он находится на грани преступления,караемого СМЕРТНОЙ КАЗНЬЮ".

(Признаюсь во грехе: когда мне случилось в архиве Боравпервые узнать об этой записке Черчилля, я вместе с естественнымчувством негодования испытал неестественное, но искреннеесожаление, что соотечественники-современники Бернарда Шоу,Эрнеста Резерфонда, Бертрана Рассела не посадили хотя бы надва-три денька в настоящую тюрягу Нильса Бора!!! Это был быистинный подарок драматической истории физики XX века, правоже, равный гитлеровскому обещанию 50 тысяч марок за головуЭйнштейна! Да ведь и тут звучали прямые слова о смертной казни!Ясное послышалось эхо подвалов гестапо и подвалов Лубянки!Но все-таки демократии не так расторопны, как деспотии. Ичаша, из которой позднее испили Лев Ландау и Андрей Сахаров,во время войны миновала их учителя Нильса Бора).

Донос, дошедший до Черчилля, был слишком уж нелеп и груб.И в записке Черуэллу все было или притворством, или неправдой.Притворным звучал вопрос: как это Бора привлекли к атомнымделам? Неправдой было, будто Бор писал русскому другу "обовсей проблеме". Он в самом деле получил сердечное письмо отнашего Капицы с приглашением провести в России годы вынужденногоизгнания. И, разумеется, в подтексте прочитывалось желаниевидеть его у нас атомным консультантом. Но, во-первых, Борответил дружеским отказом, ни на йоту не вдаваясь в "проблему".А во-вторых, он же сам обо всем доложил секретной службе,испросив разрешения на ответ!.. И все же понадобилась тайная(Бор ничего не знал о ней) защита безоговорочно доверявшихему высоких чинов, чтобы Черчилль отступился.

А в действительности Черчилль взорвался не из-за невинногообмена письмами старых друзей-резерфордовцев, каковыми с 20-хгодов были Петр Леонидович Капица и Нильс Бор. Черчилль пришелв ярость от боровского письма-меморандума к нему и Рузвельту.Там прочитал он ошеломляющие строки (в кратком изложении МаргаретГоуинг):

".Русские сами исследуют атомную проблему. Если Америкаи Британия не расскажут им ничего до того, как бомба будетвзорвана, это создаст большой риск РОКОВОЙ ГОНКИ атомных вооружений.Америка и Британия утратят счастливую возможность СБЛИЖЕНИЯС РОССИЕЙ и превращения триумфа науки и инженерии в непреходящееблаго для всего мира. Иное поведение безнравственно".

"АЙ ДУ НОТ ЭГРИ!" - начертала железная рука сэра Уинстона.Всего трагичней было, что с этим "Я НЕ СОГЛАСЕН!" согласилсяпрезидент Рузвельт.

Бор убедился: сильными мира сего его служение человечествуотвергнуто. Но оставалось само человечество. И непозволительнобыло оставить надежды на преодоление атомной безнадежности.Отвергнутый, но не сдавшийся, он вернулся из коридоров властив Лос-Аламос - на свое место в коллекции чокнутых. Но, попризнанию самих чокнутых, его консультации для успеха ужене нужны были. Его тихий голос нужен был для другого:

"Он обнадеживал нас в этом рискованном предприятии, откоторого часто веяло таким мраком,- рассказывал Роберт Оппенгеймер,научный глава Лос-Аламоса.- Его собственные возвышенные надежды,что конечным исходом всего будет благо, ибо присущие наукеобъективность, дружелюбие, стремление к сотрудничеству сыграютв будущем благодетельную роль, - все это было как раз то,во что мы сами БОЛЬШЕ ВСЕГО ХОТЕЛИ ВЕРИТЬ".

Война в Европе окончилась без помощи А-бомбы - в ночьс 8 на 9 мая 45-го. А Хиросима была 6 августа. И когда в тотзловеще памятный день самая ТАЙНАЯ ТАЙНА второй мировой войныоткрылась всем, Бор почувствовал себя вправе заговорить наконецо том, "ЧТО ДАЛЬШЕ", не в кабинетах политиков за плотно закрытымидверями, а во всеуслышание. Через пять дней - 11 августа -его голос раздался на страницах лондонской "Таймс". А затемего страстное выступление, явившее собою как бы КОНСПЕКТ АТОМНОГОМИРОЛЮБИЯ, было напечатано под набатным заглавием "ВЫЗОВ ЦИВИЛИЗАЦИИ".В том тексте содержались идеи, которым, как вовремя брошеннымсеменам, суждено было взойти необозримым лесом антиатомныхфилиппик. Но никто не знал, что автор "Вызова цивилизации"еще в грозные дни войны пытался взращивать в миропониманиивластвующих те же семена ВСЕОБЩЕЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ за благоземлян в атомном веке. В атомном веке!

Он был первым сеятелем, вышедшим до звезды!

V.

Проходили годы (есть у них такое врожденное свойство).Через десять лет после Хиросимы он праздновал свое 70-летиев окружении семнадцати сыновей и внуков. А копенгагенскиестуденты пели песенку:

Средь дорог, готовых нас

обмануть,

Один Нильс Бор знает верный путь!

Кажется, с ними были согласны лучшие силы среди атомниковмира. Во всяком случае, именно ему, первому, была в 1957-мприсуждена щедрая премия "Атомы для мира". А он незадолгодо того сказал своему старому другу Руду:

"Квантовая теория больше не влечет меня к своим проблемам.Ныне первостепенная проблема этическая - поиски пути к ядерномумиру".

Он сказал тогда меньше, чем имел право сказать: он искалпути к всеобщему ОТКРЫТОМУ МИРУ - ОТКРЫТОМУ ОБЩЕСТВУ! И оннаписал - обстоятельное и вдохновенное - ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО КОБЪЕДИНЕННЫМ НАЦИЯМ. Обильно процитировал все прежние своимеморандумы, носившие гриф секретности. Усилил всю свою ибез того неопровержимую аргументацию. Трезво сам произнесслово "УТОПИЯ", но показал, что, кроме претворения этой утопиив жизнь, у человечества нет иной альтернативы.

Подтверждение было наглядным: законченное 9 июня 1950 года,это ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО было снято с повестки дня Ассамблеи ООН,вытесненное безотлагательным пунктом о начавшейся войне вКорее. На сей раз - и в который раз! - сталинская воля сталана пути к ОТКРЫТОМУ МИРУ, ибо вдохновил и начал ту войну именноон.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО было любимым детищем Нильса Бора. Путешествуяпо разным странам, он всюду возил его с собой. Отпечатаннуюв университетской типографии и похожую на ученый репринт,он дарил белую тетрадь с этим письмом президентам, министрам,профессорам, писателям - единомышленникам и противникам. Когдавесной 1961 года он в третий - и последний - раз приехал вРоссию, обладателями этого не научного, а нравственно-политическогорепринта стали его давние друзья-ученики - академики Капица,Ландау, Тамм. И политики (чьи имена теперь уже ничего намне скажут). В эпоху длящейся у нас тогда "социалистическойбезгласности" доперестроечных времен это ПИСЬМО ни на однойвстрече с Бором даже не упоминалось. ОТКРЫТЫЙ МИР! - это намеще даже не снилось.

А сегодня? Кажется, уже снится. Не больше! Но все-такиснится.

Наши интеллектуалы очень любили и часто повторяли однузамечательную фразу Нильса Бора:

- Да, эта теория безумна. Но весь вопрос вот в чем: достаточноли она безумна, чтобы оказаться истинной?!

Очень-очень-очень хочется верить, что ПРОГРАММА ОТКРЫТОГОМИРА достаточно безумна. У нас, современников Чечни, Ольстера,Палестины, Ирака, Афганистана и черта в ступе, есть ПРАВОна такую ВЕРУ.