Virtual TR-DOS - это гигантский архив TR-DOS софта для эмуляторов и реального ZX Spectrum. Tакже на моем сайте вы найдете большущую подборку синклеровской прессы,лучшие эмуляторы ZX Spectrum для PC, различные утилиты для упрощенияработы с эмуляторами и многое другое. Paul Pavlov.

ПОЧТА: ЖИТЕЙСКИЕ ИСТОРИИ.

Я не обманывала Ганса.

Это случилось примерно за год до окончания войны, когда яучилась в 9 классе. Мы с мамой жили в Ленинграде, у Пяти Углов(есть такое местечко у станции метро "Владимирская"). Как-товозвращаясь от одноклассницы, я вдруг услышала немецкую речь.Пленные немцы, человек десять, восстанавливали разрушенный дом.Сторожила их добродушная женщина в таком же ватнике, какие были уее "подопечных". В руках у нее было старенькое ружьишко - вродетех, которые мы учились разбирать на уроках военного дела. Яликовала: впервые в жизни я встретила иностранцев! И дажепонимала их речь! То, что это немцы, не имело для меня значения.Я никогда не верила, что все немецкие солдаты непременно изверги.

Был перерыв. Пленные курили и переговаривались. Один солдатстал смешить товарищей, выделывая какие-то нелепые фигуры, и шутяпротянул руку к ружью конвоирши. Та спокойно отдала оружие, ишутник ко всеобщей потехе выдал нечто вроде танца с ружьем. Послечего вернул ружье владелице. Я осмелела:

подошла и заговорила. Пленные спрашивали меня о школе идрузьях, улыбались и шутили. С тех пор я каждый день забегала кним. Мне нравилось, что на мое "ауфидерзейн" они отвечали дружным"ауфидерзейн, фройляйн!".

Однажды ко мне подошел один из пленных. Сказал, что его зовутГанс, живет он в Гамбурге, а по профессии - "рингмайстер".("Ринг" - кольцо, значит, "колечный мастер", мысленно перевела я.Ювелир, что ли?) Потом Ганс спросил: "Как думает фройляйн - скороли кончится война и нас отпустят домой?" Он помрачнел и сделалпаузу: "Если не скоро, я..." - Ганс провел пальцем вокруг шеи. Итут меня прорвало. "Нет, нет, скоро, скоро, - убеждала я солдата,- все войны кончаются!" Мне показалось, что я утешила Ганса...

Как-то Ганс попросил меня купить на рынке белого хлеба ипротянул купюру. "Айн" - и для убедительности поднял вверх одинпалец. Рынок был совсем близко. Я помчалась выполнять просьбу.Увидев на рынке женщину с батонами, протянула ей деньги ипопросила один. И, довольная, с покупкой в руках вернулась. Когдапленные съели батон, Ганс сообщил, что хлеб был очень вкусным.Потом он несколько раз повторил эту фразу и как-то страннопосмотрел на меня. Наконец Ганс прямо спросил: "Сколько стоилхлеб?" Только тут меня осенило, что купюра была какая-то крупнаяи я должна была получить сдачу. Я растерялась. Сколько Ганс далмне денег, я толком не посмотрела, и сколько стоит батон неспросила. Я была совершенно "комнатной" девочкой - всю работу подому, в том числе и покупки, мама брала на себя. Осознавслучившееся, я только смогла сказать "завтра", "морген"... Но чтобудет "морген", я себе плохо представляла.

Едва сдерживая слезы, я поплелась домой. Что подумали обо мнепленные? Что теперь делать? Маме я рассказать ничего не могла.Во-первых, ни гроша лишнего у нее не было. Во-вторых, если бы онаузнала о моем знакомстве с пленными, она бы смертельноперепугалась. Еще совсем недавно она была сослана за то, что нестала доносить на свою сестру, объявленную "врагом народа".

На следующий день я рассказала все девочкам в школе. Все мыобедали в школьной столовой. К обеду полагались два тоненькихкусочка хлеба, которыми мы очень дорожили, так как насытитьсяшкольным обедом в те годы было трудно. Перед обедом девочкиподошли к буфетчице и попросили хлеб не нарезать, а выдать накласс буханку целиком. Эту буханку вручили мне. А я сразу жепобежала к пленным и отдала буханку Гансу. Он взял, поблагодарил.

Но на мое "ауфидерзейн" на этот раз не ответил никто...

Столько лет прошло, а я не могу забыть этого случая. И есливдруг "рингмайстер" Ганс из Гамбурга еще жив, я хочу, чтобы онзнал: та ленинградская девочка не обманывала его. Она хотелапомочь. А свой хлеб ему отдали школьницы. У многих из них отцыбыли на фронте...

Инна КЛЕНИЦКАЯ, Москва.

Коровья верность.

В послевоенные годы село Жуляни под Киевом было еще далекимпредместьем, где люди жили сельским укладом. Но вскоре в этомпредместье расквартировали авиационную часть - пришлосьразворачивать в Жуляни большое строительство.

Первую коммуналку отдали летчикам. Среди них был майорОмельченко. В то время как его однополчане активно осваивалижилье и развлекались рыбалкой, крестьянский сын Иван Омельченко,оценив возможности пустырей и лесополос, завел корову Машку -рыжую, безрогую, с белой отметиной на лбу. Вскоре Машка сталалюбимицей детворы: кто горбушку принесет или очистки из столовой,кто зеленой травы. Спустя месяц Машка поила молоком всеофицерские семьи.

Тем временем строительство набирало темпы. На пустыре вырослимногоэтажки, а через пастбище пролегла асфальтовая дорога. Машкаявно не вписывалась в городской пейзаж, да и пастись ей сталонегде. Пришлось майору сдать корову в стадо воинской части.

В это же время Омельченко вместе с семьей отправился вдлительную командировку. Возвращаясь год спустя, он уже ненадеялся встретиться со своей Машкой - думал, что ее давноотправили на мясокомбинат. Подъезжая на электричке к дому, онувидел стадо коров на поле.

- Папа! Смотри, наша Машка! - в один голос закричали дети.

Безрогая корова с отметиной на лбу подняла голову, повеларыжим ухом, заревела, завертела хвостом и рванула, как бывалыйковбойский конь, вдоль полотна за электричкой. Когда семья вышлана перрон, Машка уже неслась навстречу через вокзальную площадь.Доскакав, она остановилась, как вкопанная. В ее удивленных глазахможно было без труда прочитать: "Фу, едва догнала! Как же я повам соскучилась!".

Константин НАРИЖНЫЙ, село Ковалевка, Полтавская область,Украина.

Браконьеры поневоле.

Воинскую службу я проходил в саперном батальоне Таманскойдивизии.

Весной мы прибыли в село Шихово Звенигородского районаохранять железнодорожный мост через Москва-реку, чтобы его непорушило ледоходом. Лед тронулся и пошел к мосту через два дняпосле нашего прибытия. Пришлось бросать в реку тротиловые шашки.Через три дня все было тихо, река очистилась, только отдельныельдинки проплывали под мостом. А мы уже отдыхали - ходили сдевушками в клуб, смотрели кино. Тем временем в избах хозяйкиварили уху из лещей и щук, которых мы оглушили взрывами.

В полдень в дом, где я квартировал, пришел немолодой мужчина вформенной фуражке. Представился инспектором "Рыбоохраны".

- Я надеюсь, что сейчас, когда ледоход закончился, вы небудете взрывчаткой уничтожать нашу рыбу? - начал он.

Командира взвода в это время не было, он должен был вернутьсятолько к вечеру. Отвечать пришлось мне. Я клятвенно пообещалинспектору, что больше не прозвучит ни одного взрыва.

В это время комната наполнилась вкусным запахом свежей жаренойрыбы. С большой шкворчащей сковородкой в руках в комнату вошластарушка - хозяйка дома.

- Ну, милок, - запричитала она, - последняя рыбина. Чай, у васеще взрывчатка осталась? Наглушите завтра?

Я побледнел. Но еще больше побледнел инспектор. Он замахалруками:

- Что, еще глушить?! Да я всех ваших военных под суд отдам итебя, бабка, как подстрекательницу!

Хозяйка только плечами пожала. Поставила на стол сковородку.

- Да вы зря кричите, - сказала она, - сядьте лучше, рыбкиотведайте. Вам легко говорить. А я только этой рыбой военных икормлю - больше нечем. Не умирать же им на своем задании сголоду!

Инспектор собрался было уходить. Но шибко соблазнительна былащука.

- Хорошо, я останусь, - сказал инспектор, - дождусь вашегокомандира.

Лейтенант в этот день не приехал. А инспектор, наевшись нежнойщуки и еще раз взяв с военных клятву не глушить рыбу, ушел. Наследующий день и мы покинули Шихово, подарив на прощание хозяйкедома удочку, чтобы рыбу без нас могла добывать.

Николай ЛУКОЯНОВ, Нижний Новгород.